Sergei Jessenin

/---/
Kurekruuksed, soode umbsus.
Ripub pilvenurga pealt
üksik täht, ja mulle tundub,
et ta varsti kukub sealt.

Tahaks saada selleks täheks,
läita mets kui tuleriit.
Leekidega ise läheks
sädemena kaasa siit.

/---/

На болоте крячет цапля,
Четко хлюпает вода,
А из туч глядит, как капля,
Одинокая звезда.

Я хотел бы в мутном дыме
Той звездой поджечь леса
И погинуть вместе с ними,
Как зарница — в небеса.

Oi mu maa! Oi laiust, sina!
Iga onn kui pühapilt...
Teist nii ääretut kui sina
pole leida kusagilt.
/---/
Sinu vaikses pühakojas
lehvib mее ja õunte hõng.
Metsas, heinamaal ja ojas
keerleb lõbus tants ja mäng.
/---/
Hüüaks inglid ülalt maha:
"Jäta kõik, siis taeva saad!" —
vastan: "Taevast ma ei taha,
tahan ainult kodumaad!"

Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты — в ризах образа...
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.
/---/
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
/---/
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».

Mind väsitand on kodunurk.
Silm tatrakarva kaugust puutub
ja elamusi janub kurk.
Ma hulkuriks ning vargaks muutun.

Ees päeva valge käharpea,
uut kodu otsin teede ääres,
ja minu jaoks mu sõber hea
pussnuga kannab saapasääres.
/---/
Ja tulen longuspäisena
taas siia, võõras rõõmudele.
Poon enda aknal käisega,
kui õhtu rohelus on hele.

Mind hauda saadab koerte koor
ja minu laipagi ei pesta,
kuid pajudel on leinaloor,
õrn kurbus jääb neis kauaks kestma.

Устал я жить в родном краю
В тоске по гречневым просторам.
Покину хижину мою,
Уйду бродягою и вором.

Пойду по белым кудрям дня
Искать убогое жилище.
И друг любимый на меня
Наточит нож за голенище.
/---/
И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зелёный вечер под окном
На рукаве своём повешусь.

Седые вербы у плетня
Нежнее головы наклонят.
И необмытого меня
Под лай собачий похоронят.
/---/

/---/
Kaua, kaua ei näita ma end!
Seni, kuulates huilgavat tuult,
ühe jalaga vaher, mu vend,
sinist Venemaad valvab seal truult.

Ja ma tean, vanal vahtral on hea
saju soojade suudluste all,
sellepärast et minul on pea
sama metsikult kähar kui tal.

/---/
Я не скоро, не скоро вернусь.
Долго петь и звенеть пурге.
Стережет голубую Русь
Старый клен на одной ноге,

И я знаю, есть радость в нем
Тем, кто листьев целует дождь,
Оттого что тот старый клен
Головой на меня похож.

/---/
Nüüd ma eriti selgesti tajun
tarka looduse häält enda sees.
Kuidas tahaksin olla nüüd paju,
kelle oksad on kummargil vees,

või siis kuu, kuhjast heinu kes rabab,
ära süüa neid jõudmata.
Ah, kui saaksin veel armastada
vastuarmastust nõudmata!

/---/
Я ещё никогда бережливо
Так не слушал разумную плоть.
Хорошо бы, как ветками ива,
Опрокинуться в розовость вод.

Хорошо бы, на стог улыбаясь,
Мордой месяца сено жевать…
Где ты, где, моя тихая радость —
Всё любя, ничего не желать?

/---/

Sündides tuhandeid aastaid, viruna
tiirlevad tähed ja kirg läbib ihusid.
Mitte et paluda sind, vaid et kiruda,
issand, mu keele teravaks ihusid.

Lokid nii luitund sul on, et nad võikana
näivad kui kolletus, puule mis poeb.
"Aegunu põrgusse!" sinule hõikan ma,
alistumatu ja tõrges poeg.

/---/

Тысячи лет те же звезды славятся,
Тем же медом струится плоть.
Не молиться тебе, а лаяться
Научил ты меня, господь.

За седины твои кудрявые,
За копейки с златых осин
Я кричу тебе: «К черту старое!»,
Непокорный, разбойный сын.

/---/

Igaüks juba laule ei tee.
Igaühele antud ei ole
langeda võõraste ette kui ubin puust.

Maailma suurim pihtimus on see,
pihtimus huligaani suust.
/---/
Mulle meeldib, et sõimukivid mu pihta
lendavad röhkiva rahesajuna.
Siis ma oma juuste turris vihta
veel jonnakamalt kämblad vajutan.

Nii hea on mõelda, kuuldes teie kisa,
et kuskil on rohtunud tiik ja kähisev lepp,
et kuskil on mul ema ja isa,
kellele tuhkagi ei loe, et olen värsisepp.
/---/
Vaesed, vaesed vanad!
Kui näotud te praegu küll olema peaksite!
Te sood ja jumalat kardate ikka veel.
Oh, kui teie teaksite,
et teie poeg on Venemaal
kõige parem poeet!

Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.

Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.

/---/
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.

Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
/---/

Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь бога и болотных недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!
/---/

Ainus lõbu on jäänud veel mulle:
sõrmed suus, uljalt vilistan loo.
Laialt ringi käib kuuldusi hulle,
et ma jõhkard ja võllaroog.

Kus mul kaotus — nii veider ja rumal!
Veidraid kaotusi elu on täis.
Mul on häbi, et oli mul jumal,
ja on valus, et ilma tast jäin.
/---/
Pooleks naljad ja südamevalu —
see mu viimane ulakas viis.
Oma lahkumisminutil palun
neid, kes viibivad minuga siis,

et mu raskete pattude märgiks,
ja et olin ma eksinud tall,
lastaks surra mul vene särgis
tarenurgas ikoonide all.

Мне осталась одна забава:
Пальцы в рот и веселый свист.
Прокатилась дурная слава,
Что похабник я и скандалист.

Ах! какая смешная потеря!
Много в жизни смешных потерь.
Стыдно мне, что я в Бога верил.
Горько мне, что не верю теперь.
/---/
Вот за это веселие мути,
Отправляясь с ней в край иной,
Я хочу при последней минуте
Попросить тех, кто будет со мной,—

Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
За неверие в благодать
Положили меня в русской рубашке
Под иконами умирать.

Leebest saab kannataja.
Jõhker saab edasi.
Mul pole isegi vaja
leinata kedagi.
/---/
Mida te sõimate, saatanad?
Kas vähesed elavad nii?
Kui pudelid nõnda sind vaatavad,
siis püksid või panti viid.
/---/
Räpane poiss selles lõõmus
möödujaid uudistab.
Nägu tal elav ja rõõmus.
Nina ta uuristab.

Uurista pealegi, ninna
pista või kogu sõrm.
Hinge vaid torkima minna
ei tohi, sest hing on õrn.

Грубым дается радость,
Нежным дается печаль.
Мне ничего не надо,
Мне никого не жаль.
/---/
Что ж вы ругаетесь, дьяволы?
Иль я не сын страны?
Каждый из нас закладывал
За рюмку свои штаны.
/---/
А на улице мальчик сопливый.
Воздух поджарен и сух.
Мальчик такой счастливый
И ковыряет в носу.

Ковыряй, ковыряй, мой милый,
Суй туда палец весь,
Только вот с эфтой силой
В душу свою не лезь.
/---/

/---/
Ma oma koli Moskvast siia tõin.
Ei austa miilits seal
mu luuleandi.
Kui õllepoes ma pisut lärmi lõin,
mind jalamaid
tsemendi peale pandi.

/---/
Я из Москвы надолго убежал:
С милицией я ладить
Не в сноровке,
За всякий мой пивной скандал
Они меня держали
В тигулёвке.
/---/

Sõber, hüvasti, mul ees on minek.
Sind ma kaasas kannan südames.
Tunnen nüüd, et ükski lahkumine
ei saa lõplik olla iganes.

Nüüd, kus me ei kohtu, palun ainult ühte:
ära ole minu pärast kurb.
Sündida maailma on nii lihtne.
Sündimisest lihtsam veel on surm.

До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.

Mu sõber, mu sõber!
Olen haige, haige väga!
Mitte ei tea, millest tuleb mu piin.
Kas sellest, et tuul
paljail põldudel ägab,
või et nagu september puid
laastab ajusid viin.

Just nagu linnu tiivad
tilpnevad mu kõrvad.
Enam jalad ei jõua kanda
kaelal õõtsuvat pead.
Must mees,
must, must,
must mees
istub mu voodi kõrval,
must mees
öö otsa mind ärkvel peab.
/---/

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.

/---/